картины в клиниках, пытаясь отвлечься от предстоящего укола. Поначалу инстинкт Янга тоже был таким: он внутренне отстранялся от ощущения ледяной воды, попадающей на кожу, и думал о чем-то другом - или просто пытался усилием воли не чувствовать холода. Вряд ли такая реакция является неразумной: когда так неприятно сосредоточиться на настоящем опыте, здравый смысл подсказывает, что мысленное отстранение от ситуации поможет умерить боль.

И все же, по мере того как ледяной ливень следовал за ледяным ливнем, Юнг начал понимать, что это именно неправильная стратегия. На самом деле, чем больше он концентрировался на ощущениях сильного холода, отдавая им свое внимание настолько полно, насколько это было возможно, тем менее мучительными они ему казались, тогда как стоило его "вниманию рассеяться, и страдания становились невыносимыми". Через несколько дней он начал готовиться к каждому обливанию, сначала сосредоточившись на своем настоящем опыте настолько, насколько это было возможно, чтобы, когда вода попадет в воду, не превратиться из простого дискомфорта в агонию. Постепенно до него дошло, что в этом и заключается весь смысл церемонии. По его словам - хотя традиционные буддийские монахи, конечно, так бы не поступили, - это был "гигантский прибор биологической обратной связи", призванный научить его концентрироваться, вознаграждая его (уменьшая страдания) до тех пор, пока он мог не отвлекаться, и наказывая его (увеличивая страдания), когда он не справлялся. После затворничества Юнг, который сейчас является учителем медитации и более известен как Синзен Юнг - новое имя ему дал настоятель горы Коя, - обнаружил, что его способность к концентрации изменилась. Если сосредоточенность на настоящем делала муки ритуала с ледяной водой более терпимыми, то менее неприятные дела - повседневные заботы, которые раньше могли быть источником не мук, а скуки или раздражения, - становились все более увлекательными. Чем интенсивнее он мог удерживать свое внимание на переживании того, что он делал, тем яснее ему становилось, что настоящая проблема заключалась не в самой деятельности, а в его внутреннем сопротивлении ее переживанию. Когда он переставал пытаться отгородиться от этих ощущений и вместо этого внимал им, дискомфорт исчезал.

Испытания Янга демонстрируют важный момент в том, что происходит, когда мы поддаемся отвлечению, а именно: нами движет желание попытаться избежать чего-то болезненного в нашем опыте настоящего. Это достаточно очевидно, если речь идет о физической боли, такой как ледяная вода на голой коже или прививка от гриппа в кабинете врача - случаи, когда неприятные ощущения настолько трудно игнорировать, что требуются реальные усилия, чтобы переключить внимание на что-то другое. Но это верно и в более тонком смысле, когда речь идет о повседневном отвлечении внимания. Рассмотрим архетипический случай, когда вас отвлекают от работы социальные сети: Обычно вы не сидите и не сосредотачиваетесь, когда ваше внимание перехватывают против вашей воли. На самом деле вы жаждете малейшего повода отвернуться от того, чем занимаетесь, чтобы скрыться от того, как неприятно вам это делать; вы уползаете в Twitter или на сайт сплетен о знаменитостях с чувством не то что нежелания, а облегчения. Нам говорят, что идет "война за наше внимание", и Кремниевая долина - это сила вторжения. Но если это правда, то наша роль на поле боя зачастую сводится к сотрудничеству с врагом.

Мэри Оливер называет это внутреннее стремление отвлечься "интимным прерывателем" - тем самым , который "сам в себе, который свистит и стучит по дверным панелям", обещая облегчить жизнь, если только вы перенаправите свое внимание с важной, но сложной задачи на то, что разворачивается на одной вкладке браузера. "Один из загадочных уроков, который я усвоил, - замечает автор Грегг Креч, описывая свой собственный опыт такого же порыва, - заключается в том, что чаще всего мне не хочется делать большинство вещей, которые нужно делать. Я имею в виду не только чистку унитаза или составление налоговой декларации. Я имею в виду те вещи, которые я искренне хочу выполнить".

Дискомфорт от того, что имеет значение

Стоит сделать паузу, чтобы обратить внимание на то, насколько это странно. Почему, концентрируясь на важных вещах - тех, которые, как мы думали, мы хотим делать в своей жизни, - мы испытываем такой дискомфорт, что предпочитаем отвлекаться на посторонние дела, которые, по определению, являются тем, чем мы не хотим заниматься в своей жизни? Некоторые конкретные задачи могут быть настолько неприятными или пугающими, что предпочтение избегать их будет не слишком примечательным. Но более распространенной проблемой является скука, которая часто возникает без объяснения причин. Внезапно дело, которое вы решили сделать, потому что вам было важно его сделать, кажется настолько ошеломляюще утомительным, что вы не можете сосредоточиться на нем ни на минуту.

Решение этой загадки, как бы драматично это ни звучало, заключается в том, что всякий раз, когда мы поддаемся рассеянности, мы пытаемся убежать от болезненной встречи с нашей конечностью - с человеческим затруднительным положением, когда время ограничено, и особенно, в случае рассеянности, ограничен контроль над этим временем, что делает невозможным чувствовать уверенность в том, как все сложится. (Кроме, разве что, глубоко неприятной уверенности в том, что однажды смерть положит всему конец). Когда вы пытаетесь сосредоточиться на чем-то, что считаете важным, вы вынуждены столкнуться со своими ограничениями, и этот опыт кажется особенно неприятным именно потому, что задача, которую вы ставите перед собой, вам очень дорога. В отличие от архитектора из Шираза, который отказался перенести свою идеальную мечеть в мир времени и несовершенства, вы вынуждены отказаться от своих богоподобных фантазий и ощутить недостаток власти над тем, что вам дорого. Возможно, заветный творческий проект окажется выше ваших талантов, а может, сложный супружеский разговор, к которому вы так долго готовились, выльется в горькую ссору. И даже если все пройдет замечательно, вы не могли знать заранее, что так и будет, поэтому вам все равно придется отказаться от ощущения хозяина своего времени. Еще раз цитируя психотерапевта Брюса Тифта, вам придется позволить себе рискнуть почувствовать себя "клаустрофобами, заключенными в тюрьму, бессильными и скованными реальностью".

Именно поэтому скука может быть такой удивительно, агрессивно неприятной: мы склонны думать, что она просто неинтересна, но на самом деле это интенсивная реакция на глубоко неприятный опыт столкновения с ограниченностью контроля. Скука может возникать в самых разных ситуациях - когда вы работаете над крупным проектом; когда не можете придумать, чем заняться в воскресенье днем; когда вам приходится пять часов подряд ухаживать за двухлетним ребенком, - но все они имеют одну общую черту: они требуют, чтобы вы столкнулись